Против ветра - Страница 154

154

Они с сомнением смотрят на меня.

— Господь, возможно, и дарует вам прощение, но власти Нью-Мексико этого могут и не сделать, вот что я имею в виду.

— Кроме прощения Божьего, нам ничего не нужно, — отвечает Хардиман. — Если власти штата хотят, чтобы за это был наказан какой-то конкретный человек, что ж, пусть будет так.

— Итак, отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу, — цитирует Евангелие Рэй.

— Если исповедуем грехи наши, то Он простит их нам, — басит Хардиман.

Господи! Похоже, перед приездом мне следовало на скорую руку проштудировать Библию. Своими цитатами из Священного Писания они вгонят меня в гроб. Пока не поздно, нужно поскорее направить беседу в деловое русло. Я смотрю в упор на Скотта Рэя, взглядом пригвождая его к месту.

— Вы были в Санта-Фе? Он кивает.

— Когда вы туда приехали? За сколько дней до того, как был убит Ричард Бартлесс?

Такое впечатление, что плывешь в черной патоке. По всему телу разливается приятная истома. Но мало-помалу история того, как на самом деле все было, начинает обретать реальные контуры. И чем больше я слышу, тем больше она начинает меня захватывать.

— Я шатался туда-сюда, ничего особенно не делая, просто мотался по белу свету. Был в Мексике, Техасе, Аризоне. Где я только не был! Исколесил все эти места вдоль и поперек, словом, околачивался там то и дело. Промышлял в основном торговлей наркотиками. Работенка так себе, не деньги, а слезы, серьезным делом тут и не пахло, так что никому из больших шишек дорогу я не перебегал. Вот и занимался этим, а еще трахался, это и было, пожалуй, главным. Трахался напропалую, с любой телкой, которая позволяла сунуть ей стручок куда следует. Свеженькие, молодые телочки, чем моложе, тем лучше. Иногда заодно с дочкой трахал и ее мамашу. Старые перечницы, они это обожают. Особенно когда молодой парень. Как-то трахнул двух сестричек с мамашей. Острота ощущений такая, что даже охотник, заночевавший в долине реки Юконы с упряжкой из трех собак, и то бы позавидовал. Промышлял наркотиками, трахал баб одну за другой — словом, жил на полную катушку…

— Такое поведение было равносильно глумлению над Всевышним! — врубается Хардиман.

— Аминь! — отвечает Скотт. — Теперь я это понимаю, понимаю лучше всего на свете. Попросту говоря, такое поведение было сродни пороку.

— Прелюбодеяние вне супружеских уз — грех, — поддакивает Хардиман.

— Совершенно верно, — соглашается Скотт. — Поэтому я и дал обет безбрачия и буду хранить его до тех пор, пока не встречу на своем жизненном пути женщину, которая согласится простить такого грешника, как я, и вступить в брак.

Он произносит всю эту тираду с совершенно непроницаемым видом. Если он действительно верит в то, что говорит, это еще больше осложняет дело.

Внезапно откуда-то сзади появляется Ивлин Декейтур, возникает тихо и подходит почти вплотную к нам, прежде чем я замечаю ее. С ней еще женщина, она тоже была на возвышении и танцевала со змеями. У них подносы с чашками для кофе и сдобными булочками.

Своей ручищей Хардиман обнимает за талию вторую женщину. Глядя на него сверху вниз, она улыбается.

— Это моя жена Рэчел, — говорит он мне.

— Привет! — здоровается Рэчел.

— А это ее сестра Ивлин, с которой, я полагаю, вы уже встречались.

— Да, — отвечаю я, вежливо улыбаясь и встречая ответный, такой же вежливый взгляд. Мне кажется, она моложе сестры.

— Она не замужем, — говорит Хардиман.

— Плохо дело, — отвечаю я. — Плохо дело, если учесть, сколько мужиков кругом.

Он смеется, давая понять, что оценил шутку по достоинству. Двое мужчин, которые понимают, что представляют собой женщины и какую потребность в них испытывают мужчины.

— Правильно. Очень правильно. Но у нее высокие запросы, слишком высокие.

Ивлин отвечает ему улыбкой. Она не заливается румянцем, как застенчивая красная девица, что любую шутку в свой адрес воспринимает всерьез.

— Вам кофе с сахаром или без? — спрашивает она у меня.

— Без сахара, а то время уже позднее.

Налив чашку, она передает ее мне. На доли секунды наши пальцы соприкасаются, она ничего не замечает. Я чувствую себя школьником, пытающимся набраться храбрости и назначить свидание в городе признанной королеве бала. Хардиман по-прежнему держит жену за талию. Она льнет к нему, по всему видно, как она счастлива и довольна.

Женщины присоединяются к нам, мы пьем кофе, едим булочки. Все, кроме меня, пьют кофе со сливками и сахаром. Булочки домашнего приготовления выше всяких похвал. Я ухватил сразу две, Ивлин съедает половину, другую половину отдает мне. Я пытаюсь ощутить вкус того места, где она касалась пальцами, ломая булочку, но ничего не получается — вся она слишком сладкая.

Женщины уходят так же внезапно и тихо, как появились.

Скотт поворачивается к Хардиману. Проповедник кивает, и Скотт продолжает свой рассказ с того места, где он прервался.

Мы разговариваем до рассвета. По мере того как течет час за часом, Хардиман начинает выходить на первый план, прерывая, поправляя рассказчика, что-то ему напоминая. Скотт всякий раз безропотно подчиняется ему. Что же касается всех этих библейских текстов, то они доводят меня буквально до белого каления, впечатление такое, что на свете нет ничего реального, если при случае его нельзя подкрепить подходящей цитатой или фразой из Библии. А тогда все превращается в замкнутый круг, так как на каждый довод «за» обязательно отыщется довод «против», ибо в Священном Писании практически любой вопрос или проблема рассматриваются с двух сторон, что уже тысячелетия дает пищу для ученых умов: в новозаветном Первом послании к коринфянам было сказано то-то и то-то… а вот в ветхозаветной Книге пророка Иеремии — то-то и то-то, что представляет собой прямую противоположность первому утверждению. И так всю ночь напролет я вынужден напрягать все силы, чтобы отличить зерна от плевел, отличить то, что допустимо по меркам американского правосудия, от того, что должен будет решать авторитет, стоящий на более высокой ступеньке, чем все мы.

154