С тех самых пор он более или менее ладит с законом. До вчерашнего вечера.
— Вам недавно удалось раздобыть эти документы? — спрашиваю я, передавая ему пачку распечаток с экрана компьютера.
Он мельком бросает на них взгляд.
— Ну да.
Я поднимаю руку с бумагами, чтобы их было видно Мартинесу.
— Это сырые, неотредактированные распечатки компьютера травматологического отделения больницы Пресвятой Девы Марии у нас, в Санта-Фе, Ваша честь, за тот день, когда, как говорит Рита Гомес, ее доставили агенты сыскной полиции Санчес и Гомес. Женщина по имени Рита Гомес там значится. — Я указываю пальцем в середину страницы.
Мартинес широко раскрывает глаза.
— Дайте, я посмотрю.
Я передаю распечатки на судейское место. Он начинает читать.
Резко повернувшись на стуле, Робертсон бросает взгляд на обоих полицейских, сидящих у него за спиной. Они отводят глаза. Он вскакивает на ноги.
— Я сам хочу посмотреть.
— В свое время посмотришь! — обещаю я.
Он остается стоять на месте, кипя от негодования. Мартинес листает одну страницу за другой, затем возвращается к той, что я пометил для него, загнув уголок.
— Это все подлинники? — наконец спрашивает он.
— Как нельзя более, — заверяю я. — Это и есть единственные подлинные документы из больницы, попавшие в стены этого суда.
Он передает их судебному приставу.
— Оформите в качестве вещественного доказательства, — повелительным тоном говорит он и, подумав немного, добавляет: — Позаботьтесь о том, чтобы окружная прокуратура получила один экземпляр.
Встав с места за нашим столом, Мэри-Лу бросает экземпляр распечатки на стол, где располагаются представители обвинения. Робертсон хватает его и сразу принимается читать.
— Как вы это раздобыли? — спрашивает Мартинес.
— Господин Бонфильо доставил их по моей просьбе, Ваша честь. Сегодня в четыре часа утра они уже были у меня.
Терзаемый противоречивыми чувствами, судья пристально смотрит в нашу сторону.
— А вы их получили с соблюдением закона? — Чувствуется, он не хочет задавать данный вопрос, но вынужден это сделать.
— По правде говоря, Ваша честь, трудно сказать определенно. Как таковые, эти документы не предназначены для общего пользования, но больница Пресвятой Девы Марии финансируется из государственного бюджета, из чего можно заключить, что вся ее документация предназначается для общего пользования в той мере, в какой ее обнародование не представляет нарушения доверительных отношений, существующих между врачом и пациентом, а в данном конкретном случае, как мне кажется, этого не произошло.
Тем временем Робертсон, закончив читать, решительно выступает вперед.
— При всем моем уважении к вам, Ваша честь, эти документы никогда не попадались мне на глаза. До настоящего момента я и понятия не имел об их существовании. Однако мне представляется очевидным, что они были получены с нарушением закона, и Вы не должны допустить, чтобы их внесли в протокол настоящего судебного слушания и вообще каким-либо образом использовали при рассмотрении дела.
Мартинес окидывает его взглядом, способным пригвоздить к месту носорога, несущегося сломя голову.
— Это же не суд, черт бы вас побрал! Мы пытаемся выяснить, что, черт побери, происходит! — Он снова поворачивается ко мне. — Объясните, как их удалось раздобыть и почему эти данные не фигурируют в официальном порядке.
— Если позволите, пусть это объяснит мой свидетель.
Мартинес поворачивается к пареньку.
— Объясните.
Бонфильо улыбается — сейчас он выплывет на волю и будет как рыба в воде.
— Само собой, господин судья, буду рад. Значит, так.
Я делаю шаг назад, нужно, чтобы всеобщее внимание было сосредоточено на нем. Все смотрят сейчас на этого дегенерата: рокеры, Мартинес, Робертсон, Моузби — все, одним словом.
— Эта больная была доставлена в больницу. У нее получили все нужные данные, группу крови и так далее, занесли их вот сюда. — Он показывает соответствующие места на распечатках. — Все пациенты, которые обращаются в больницу, заносятся в компьютер. Они вынуждены это делать на случай, если потом какой-нибудь адвокат, который точит зуб на «скорую», захочет привлечь их к суду в надежде хапнуть бабки. — Он зло улыбается мне. Черт с ним, может, он и в самом деле дегенерат и ублюдок, но этот ублюдок работает на меня.
— Потом они принялись за лечение. Судя по тому, что здесь говорится, — читает он, — они назначили ей следующие процедуры: сначала расширили и выскоблили влагалище, потом обработали его лекарством, способствующим свертыванию крови, сделали инъекцию антибиотиков и напоследок стерилизовали рану.
— Так обычно и делают врачи, имея дело с изнасилованными женщинами, и когда не прекращается кровотечение, — прерывает его Мэри-Лу, вставая с места на нашим столом. — Если вы сочтете необходимым, мы можем пригласить гинеколога, который это подтвердит.
— Мне достаточно ваших слов, — отвечает Мартинес. Затем поворачивается к этому недоумку: — Продолжайте! — В голосе у него явное нетерпение.
— О'кей. После того как они привели ее в порядок, на что ушло, давайте-ка поглядим… пять часов, вот, смотрите сюда, это время, когда она поступила в больницу, а вот время, когда она оттуда вышла, здесь все, как в армии, так что комар носа не подточит, потому все двадцать четыре часа в сутки…
— Все это мне понятно, — перебивает его Мартинес. — Давайте говорить о компьютерных данных.
— Ну ладно. А теперь… — Он останавливается, усмехается. — Вот в этом-то вся и штука!