Перед выходом звоню в «Шератон» — их номер не отвечает. То, что их нет, не должно меня тревожить, но я встревожен.
— Вчера после обеда в горах нашли труп. У домика лесничего гуляли ребята, они-то его и нашли.
— Знаю, — отвечаю я. — Вчера вечером видел в программе последних известий. — Вот, значит, чем была вызвана суматоха, которую мы с Клаудией видели, когда возвращались с рыбалки. — Довольно печальная история.
— Довольно печальная история? Занятно ты выражаешься.
Я снова в кабинете Робертсона, мы здесь вдвоем, но за дверью толпится народ. Слишком многолюдно для обычного воскресного вечера. На улице уже темнеет, через окно я вижу, как мало-помалу солнце растворяется за изломанной линией горизонта.
— Сейчас я покажу тебе фотографии. Если и они не настроят тебя против твоего дружка, то ничто другое — и подавно!
— А рокеры тут при чем?
— Может, это их рук дело. — Он смотрит на меня в упор, по взгляду видно, что время шуток кончилось.
— С чего ты взял? — Если этим ребятам теперь пришьют обвинение в убийстве, дело примет совсем другой оборот, тут я — пас. В таком деле без помощи коллег не обойтись, и адвокат, которого вышибли из собственной фирмы, здесь не годится. Если твоих клиентов ставят на одну доску с Адольфом Эйхманом, действовать нужно не так.
— Так мне сказал Грэйд.
— Ты что, спятил? — взрываюсь я. — Откуда ему знать хотя бы о том, что эти ребята в городе? Помилуй Бог, Джон, это же ни в какие ворота не лезет, ты даже обвинительного заключения предъявить не сможешь!
— Успокойся, Уилл! Грэйд не знает, что они в городе, черт побери, он даже не знает, что они на территории штата!
— Тогда о чем вообще речь? — Он водит меня за нос, мне это не по душе. Тем более что пахнет здесь обвинением в убийстве.
— Вот о чем. — Он берет со стола папку. Очевидно, это заключение по итогам вскрытия. — Он на словах передал результаты, и мне осталось восстановить картину происшедшего. — После паузы Джек добавляет: — Взгляни сам и поймешь, что я прав.
— Позволь уж мне самому судить, — я протягиваю руку за папкой, он ее не отдает.
— Сначала против них будет возбуждено дело.
— Когда?
— С минуты на минуту. Их задержали несколько минут назад и сейчас везут сюда.
— Откуда?
— Откуда надо. Не паникуй, — ободряет он меня, — они не пытались улизнуть. Да и место, где их сцапали, — самое обычное. — Он бросает папку на стол. — Поговорим как мужчина с мужчиной, Уилл. История в самом деле жуткая.
— Не для протокола?
Он кивает.
— О'кей.
Теперь он передает мне папку. Я смотрю на снимки: зрелище действительно отталкивающее. Я был во Вьетнаме, самоуверенный пацан, вчерашний школьник, видел фронт, но такого варварства видеть мне еще не доводилось.
— Боже милостивый! — В горле застревает комок. Хочется пить, вода — и та сойдет.
— Все снимки — черно-белые, — говорит Джон. — Представь, как все выглядело в цвете, это при сегодняшней-то жаре. О запахе я и не говорю. При осмотре трупа полицейских стошнило.
Сделав над собой усилие, я снова смотрю на снимки. Картина все та же.
— Их можно понять. Но с чего ты взял, что это сделали мои парни? Скорее тут не обошлось без организованной преступности, мафии и тому подобных группировок.
— Из-за полового члена, — через силу отвечает он.
— То-то и оно! Типичный приемчик всех подонков! — Убийца, кем бы он ни был, отрезал несчастному член и заталкивал в рот. — Были случаи, когда мафия так расправлялась со своими доносчиками. Да, так же было и во Вьетконге, — внезапно вспоминаю я, там это ни для кого не было секретом.
— Такие случаи и на счету преступных рокерских банд.
— Я не знал об этом, — осторожно отвечаю я, чувствуя, как все ближе подкрадывается ко мне тревога.
— Я тоже, — соглашается Робертсон. — Зато знал Грэйд. Он сам рассказал мне об этом, не подозревая, что парни уже у нас. — По тому, как Джон это говорит, я вижу, насколько серьезно он все воспринимает. Может, так и нужно, ведь стоит такой истории получить огласку, как шум поднимется несусветный.
— А что он еще тебе рассказал? — Я пытаюсь взять себя в руки, но мешают фотографии — они стоят перед глазами.
— Смерть наступила не от выстрелов.
Если раньше я слушал его довольно рассеянно, то теперь я — само внимание.
— Тогда…
— …он был зарезан, — подхватывает мою мысль Робертсон. — Сорок семь ножевых ран! А может быть и так, что сначала его кастрировали, а потом нанесли сорок семь ударов ножом. Как бы то ни было, в голову стреляли под конец, уже задним числом, — со злостью добавляет он. — И они были в городе, когда это произошло.
— Погоди.
— А по словам Милтона Грэйда, одного из наиболее известных судебно-медицинских экспертов страны…
— Как и тебе, мне известны заслуги Грэйда! — нетерпеливо обрываю его я.
— …подобные ритуальные убийства здорово попахивают гомосексуализмом…
— Если один парень отрезает другому член, выходит, не обошлось без сексуальных извращенцев?
— …что характерно для убийств, совершаемых некоторыми преступными рокерскими бандами, — договаривает он. — Грэйд об этом читал в каких-то газетах.
Так, с первым пунктом обвинения ясно. Интересно, что за этим последует, если последует вообще.
— Отлично, — говорю я. — Это все равно не имеет к делу никакого отношения. Что еще у тебя есть против них? Чем еще ты можешь доказать, что они причастны к убийству?
— Пока ничем, — спокойно отвечает он.