Против ветра - Страница 82

28

— Старик, я не убивал его. Поверь.

Мы с Одиноким Волком сидим за столом друг против друга в зале ожидания, расположенном в подвале суда. Резкий свет ламп над головой придает Одинокому Волку зловещий вид, под глазами, почти не видными в полумраке, залегли глубокие тени. Лицо у него, как у трупа. Вид по-прежнему угрожающий, но события сегодняшнего утра, связанные с появлением брата, сильно его испугали. Впервые я заметил, как его охватил страх, который он не сумел скрыть.

— Дело не во мне, — отрицательно качаю я головой, — а в двенадцати присяжных, это они должны тебе поверить.

— Старик, я тут ни при чем, черт побери! — Он мнется. — Ты еще веришь мне?

Я на мгновение задумываюсь. Здесь все должно быть ясно, я обязан быть с ним откровенным.

— Какая разница? Я твой адвокат и делаю все, что в моих силах, чтобы защищать тебя. — Я словно пытаюсь стряхнуть какое-то жуткое наваждение. — Если уж на то пошло, то да, верю. Хотя сейчас предпочел бы не верить.

— Почему?

— Потому что тем больше будет разочарование, если мы не сумеем вытащить вас из этой передряги.

— Сколько у нас шансов?

— Если полагаться на факты, процентов восемьдесят, а то и девяносто, а если на эмоции, то… немного.

— Пятьдесят на пятьдесят?

— Меньше. Пока. — Я встаю с места. — Мне пора на работу. Нужно пройтись еще раз по заключительной речи.

Входит охранник, надевает на него наручники. Выходя, он оборачивается ко мне.

— Я его не убивал.

— Хорошо, но ты также сказал мне, что брата для тебя не существует.

— Да. — Он отводит глаза. — Для меня не существует.

29

— Господа присяжные…

Мир — сцена. Здесь тоже сцена, но только моя. Зал со сводчатым потолком, судья, восседающий на возвышении в черной мантии, обвинители, дожидающиеся своей очереди, мои коллеги по этому делу, сидящие за одним столом, подсудимые. Все они смотрят на меня, слушают меня. Настоящий театр, где все — как в настоящей жизни. Я сгораю от нетерпения. Возбуждение переполняет меня. Одни адвокаты приходят от этого в ужас, другим справиться со стрессом не под силу. Зато третьи чувствуют себя как рыба в воде, это их родная стихия. Они-то и есть те короли и королевы, которые правят бал в суде, его краса и гордость.

— В некоторых свидетельских показаниях, которые вам довелось услышать, в уликах, которые были здесь представлены, наличествует определенная крупица истины. Такое впечатление, что ищешь золотую жилу, — знаешь, что она есть, но иной раз трудно определить, так это или нет, а еще труднее до нее добраться и добыть золото. Приходится отделять золото от всего того, что лишь выглядит как золото, однако таковым не является, от всего того, что может сбить с толку, направить по ложному пути, увести в сторону от того, что тебе нужно. А нужна тебе истина. Не месть, не деньги, не желание решить проблему, оказав таким образом услугу обществу. Тебе нужна истина, надо ее найти и строго ею руководствоваться, не обращая внимания на то, как смотришь на нее и ты сам, и общество, и на то, как, по-твоему, «должно быть». Вам предстоит установить истину и решить, убил Стивен Дженсен, мужчина, сидящий перед вами, человека или нет.

Я произношу свою заключительную речь последним из адвокатов. Первым выступал Томми — нам хотелось, чтобы первым был человек, к которому присяжные невольно прониклись симпатией, к тому же его подзащитного, Гуся, защищать легче всего. Затем настала очередь Пола со своим малышом — прямая противоположность Томми. За ними — Мэри-Лу.

Я выступаю последним, потому что несу ответственность за это дело. Я привлек к нему остальных, мне предстоит сделать последний надрез и перерезать пуповину. К тому же ведь я звезда, на которую приходят поглазеть, которую будут показывать по телевизору. Эгоизм чистой воды, не отрицаю, ну и что? Я заработал это право, так на самом деле и есть.

Главное внимание я уделяю анализу того, в какой последовательности развивались события, если судить по показаниям свидетелей обвинения, прежде всего Риты Гомес и доктора Милтона Грэйда, а также тому, насколько можно верить свидетелям, особенно Рите Гомес и в меньшей степени Джеймсу Ангелусу, этому братцу-перевертышу.

Две схемы на стендах расположены так, чтобы их четно видели и со скамьи присяжных, и с судейского места. На одной из них, крупномасштабной карте района, обозначены бар «Росинка», где рокеры подцепили Риту, и то место в горах, куда они ее отвезли (и где впоследствии был обнаружен труп), и мотель, где она работала и откуда (по ее словам) они и похитили Бартлесса и тоже отвезли его в горы. Там же и 14-я автострада, ведущая из Санта-Фе в Альбукерке, где они заправлялись и завтракали. Вторая схема воспроизводит время всего, что происходило между двумя ночи и полуднем. Таблица разделена на графы, соответствующие получасовым промежуткам, напротив каждой оставлено чистое место: 2.00 — 2.30……….. и так далее. Между двумя схемами поставлен большой макет часов с передвижными стрелками.

Не торопясь, почти академично я излагаю присяжным события в той последовательности, в которой о них рассказывала Рита Гомес, — о ней ведь сейчас речь. Если мы сумеем показать, что того, о чем она говорила, просто не Могло быть, если опровергнем ее версию происшедшего, то с полным на то основанием можем надеяться на вынесение оправдательного приговора.

— В два ночи они уехали из бара, — говорю я. — Несколько свидетелей, включая госпожу Гомес, показали это. Так что тут все ясно.

Напротив графы «2.00» я пишу: «Выехали из бара» и перевожу стрелки на два часа ровно.