Пока к нам поступило семнадцать таких признаний — все они яйца выеденного не стоят. Пройдет несколько месяцев, пока их поток иссякнет, до следующего сенсационного дела.
Самая большая перемена в моей жизни в другом — я еще ни разу ни с кем не трахался с тех пор, как побывал в Сиэтле. Время от времени вроде бы и подворачивается какая-нибудь цыпочка, но все как-то не получается. С момента окончания средней школы я еще ни разу так долго не постился. Я думаю о Мэри-Лу, интересно, как у нее дела, но, за исключением звонка под Новый год, мы с ней не разговаривали. Иной раз я трахаю ее мысленно, снедаемый мечтами, которые могли быть сладкой реальностью.
Если я не на работе, то большей частью оказываюсь наедине с собой. Как-то раз, около месяца назад, решил пообедать в городе и в ресторане заметил Энди. При виде него я буквально застыл, не хотелось, чтобы он меня увидел, эгоизма у меня заметно поубавилось. Эта мысль поразила меня, словно молния, я и понятия не имел, что она может прийти мне в голову. Я ощутил, как весь дрожу, словно в ознобе.
Он сидел спиной ко мне. Повернувшись к спутнику, молодому адвокату из соседней конторы, и придумав неубедительную отговорку, я сказал, что возвращаюсь, поскольку забыл, что должен дождаться какого-то важного звонка.
На улице меня снова прошиб холодный пот. Я двинулся обратно в контору, стараясь не перейти на бег.
— Привет, Уилл.
Энди все-таки высмотрел меня.
— Привет, Энди! — Я старался говорить как можно небрежнее, хотя на самом деле этого не было и в помине.
Он окинул меня взглядом.
— Как дела? — В тоне, которым он задал вопрос, непринужденностью и не пахло.
— Потихоньку.
Он посмотрел на меня повнимательнее.
— Что это у тебя на рубашке? — спросил он, указывая на пятно, видневшееся из-под галстука.
— Пролил утром кофе, — стал оправдываться я. — Обычно в таких случаях я переодеваюсь, но сегодня, поскольку у меня нет деловых встреч… — Я слышал, что говорю, словно извиняясь перед ним, но не мог остановиться и замолчать. С какой стати я должен оправдываться?
Большим и указательным пальцами он провел по тому месту, где застегивается рубашка.
— Ты что, сейчас сам себе стираешь? — полушутя спросил он.
— Я эту рубашку случайно надел, — смущенно ответил я.
— Если хочешь стирать себе сам, то заодно научись и гладить. А то рубашка выглядит так, словно ты в ней спал.
— У меня нет привычки спать, не раздеваясь. А, собственно, в чем дело? Я в фирме больше не работаю, так что тебе за меня краснеть не придется.
— Краснеть приходится тебе самому за себя, Уилл! — резко произнес он.
— А пошел ты к черту! — Повернувшись, я двинулся дальше. Он остановил меня, положив руку мне на плечо.
— Ты кипятишься, как и раньше, Уилл. Даже больше, чем когда бы то ни было.
— Да, черт побери! — Он же сам вытолкал меня взашей. — Тебе-то какое дело?
— Ты мне друг, вот в чем дело. Поэтому я не могу махнуть на тебя рукой, несмотря на то что сам на себя ты махнул рукой уже давно.
— Прибереги эти проповеди для зала суда.
Он бросил на меня взгляд, в котором жалость соседствовала с открытой неприязнью.
— Ты стоишь на краю пропасти, Уилл, того и гляди, свалишься! Причем стоишь ближе, чем думаешь.
Он повернулся и ушел, а я остался стоять, дрожа всем телом.
С тех пор я посылаю Сьюзен за сандвичами из гастронома или хожу в те места, где они с Фредом появляются нечасто.
Тот случай меня напугал, показав истинное положение дел. Оказывается, при всей своей напускной независимости я обеспокоен тем, как воспринимают меня другие. Судя по всему, лестным для меня это восприятие не назовешь. Нужно этим заняться и либо перестать быть заложником собственного эгоизма, либо не обращать больше внимания на то, как относятся ко мне окружающие. А если сделать и то и другое? Выходит, я работал, создав вокруг себя нечто вроде защитной оболочки, а когда она исчезает, получается, что не такой уж я храбрый, как думал.
Эта мысль тревожит меня. Раньше я не испытывал такого ощущения. Нет, не так: я никогда не признавался себе, что такое ощущение существует.
Сейчас я раскаиваюсь за все годы, растраченные впустую. Надеюсь, за это мне воздастся сторицей.
— Привет, незнакомец.
— Привет, незнакомка.
Я и не знал, что она стоит у меня за спиной.
— Ты неплохо выглядишь, Уилл. Такой подтянутый, стройный. — Она ударяет рукой по мускулам на моей руке. Удар получается довольно-таки увесистый, сильный.
— Сбросил несколько фунтов, — отвечаю я, расслабляя мышцы. Я и не знал, что она такая сильная. — В общей сложности, около десяти. Работы было хоть отбавляй.
— Судя по твоему виду, она пошла тебе на пользу. Впрочем, я не хочу сказать, что раньше ты выглядел хуже, — поправляется она.
— Ты тоже неплохо выглядишь, Мэри-Лу.
— Большое спасибо, сэр, вы очень добры. И куда же ты собрался?
— В Денвер. Есть там одно дело в суде. — Черт побери, она на самом деле хорошо выглядит. Строгий деловой костюм с иголочки, как у Патриции, но на ней он выглядит естественно. Может, дело в том, что я смотрю на нее иначе, чем на свою прежнюю жену. От нее так же приятно пахнет, она стоит прямо за мной, пассажиров на рейс много, я невольно чувствую аромат духов, смешивающийся с запахом ее тела, несмотря на то что сейчас раннее утро и пару часов назад она еще стояла под душем.
— А ты?
Мы стоим в очереди за билетами в аэропорту Альбукерке. Помимо «дипломата», у нее еще небольшой чемодан и складная сумка с одеждой.